В антропологическом облике восточных славян отразилась вся сложность и многогранность этнической истории славян и их этногенеза".

Этими словами Татьяна Алексеева заканчивает свое талантливое исследование "Этногенез восточных славян", вышедшее в свет более четверти века назад. Мне кажется, их стоило бы поставить эпиграфом к научному сборнику "Восточные славяне. Антропология и этническая история", который недавно выпущен издательством "Научный мир".

Сборник этот необычайно разнообразен по своему содержанию: есть статьи по антропологии, археологии и истории, по геногеографии восточных славян и их окружения, по дерматоглифике и одонтологии (науке о зубах и их системных различиях), экологических аспектах истории восточных славян, их болезнях, географии русских фамилий, статья, рассказывающая о попытках восстановить индивидуальные портреты восточных славян средневековья, и многое другое.

Свой рассказ я буду строить на материалах из сборника и книге Т.Алексеевой. Что, кратко говоря, имела в виду Алексеева в своем заключении? Очень просто: восточные славяне прошли сложный путь этнической истории, и его можно "прочитать" по их физическому облику. Перефразируя известные слова Льва Толстого, можно сказать, что в этнической истории восточных славян мы наблюдаем сходство несходного с историей ряда других этнических образований и несходство сходного.

Скажем, для британского этноса фундаментом были иберийские кельтские племена, прежде всего - бриттов, а также пиктов и скоттов, на который позже наслаивались волны римлян и германских пришельцев - англов, саксов, датчан. Так на Британских островах возник своеобразный плавильный котел, из которого в конце концов вышел единый британский этнос.

Германский этнос, напротив, возник в основном на базе германских племен, в орбиту которых на окраинных территориях были вовлечены кельты, полабские славяне и лужичи, племена малой альпийской расы - на территории современной Баварии. А славяне? С ними все сложилось по-другому.

В I тысячелетии до новой эры и начале I тысячелетия новой эры ход истории в Европе определяло взаимодействие семи основных "миров" - социально-культурных массивов. Они складывались из разных этносов и в археологическом отношении представляли собой мозаику из множества культур, хотя порой те или иные культуры были главенствующими в своем массиве.

Вот эти миры. Первый - греко-римский, эллинистический. Второй - кельтский мир, простиравшийся от Британии до Пиренеев и Карпат. Третий - мир варварских племен Центральной и Восточной Европы (в том числе и славянских). Четвертый - культуры зоны смешанных лесов Восточной Европы, заселенной по преимуществу балтским поселением. Пятый - зоны хвойных лесов от Финского залива до Приуралья - можно назвать финно-угорским. Шестой - скифо-сарматский кочевнический мир по степной южной полосе. Седьмой - фракийский мир Карпато-Дунайского региона. Изучая палеоантропологические материалы конца I тысячелетия до новой эры и начала I тысячелетия новой эры, исследователи смогли нащупать те группы древнего населения Европы, на базе которых образовалась славянская ветвь европейцев.

Оказалось, что прародина славян находилась на стыке североевропеоидной, длинноголовой, светлопигментированной расы и другой расы - южноевропеоидной, круглоголовой, темнопигментированной. Северные группы примыкали к Висле и побережью Балтийского моря, к Прибалтике. Южные же группы, вобравшие в себя некоторые скифские группы Восточной Европы и даже до-скифские элементы, возможно, кельтов, образовали пласт более или менее однородного населения, который тянулся по левобережью Дуная вплоть до Причерноморских степей.

Данные археологии четко показывают, что славянская этноязыковая общность образовалась на основе разных племен, что она не восходит к какому-то одному племени. Словом, праславяне не отличались ни чистотой расы, ни единством физического типа. И потому изначально в пределах обитания славян не наблюдается однородности антропологического типа. И тем не менее по комплексу антропологических показателей славяне четко отличались от большинства своих соседей - германцев, угро-финнов, народов Северного Кавказа и кочевых племен, приходивших из-за Урала.

В первой половине I тысячелетия новой эры славяне обнаруживают себя как обширное сообщество в Центральной и Восточной Европе. Оно не могло возникнуть быстротечно. "Существование антропологической общности славян в средние века свидетельствует о длительном периоде контакта представителей северной и южной ветви европеоидов, предшествовавшем образованию этой общности", - заключает Алексеева.

Что же объединяло эти многочисленные племенные группы, разбросанные на огромных пространствах, нередко отделенные друг от друга иными этническими группами и обитавшие в весьма разных условиях? Контакты и конфликты с иноплеменниками, торговые отношения с ними и многое другое - все это тянуло врозь. Что же объединяло? Антропологов этот вопрос не затрагивает, а для нас представляет несомненный интерес. В нем - один из ключей к пониманию истории славян. Вероятнее всего, думается мне, это был язык, точнее - группа близкородственных диалектов.

В первой половине I тысячелетия новой эры на их основе возник общеславянский язык, который сообщал чувство единства или родства значительной массе населения. К тому же вместе с языком эта масса усваивает общие идеологические взгляды, верования, обряды, элементы культуры. Позже - синхронно с миграциями славян - этот язык разделился на группы южнославянских, западных и восточных языков, сохраняющих заметное сходство и спустя полторы тысячи лет.

В середине I тысячелетия новой эры славянская общность распадается, и отдельные племена порознь и в разные времена начинают движение за пределы прежних своих территорий - на юг, запад и восток. Переселение славян на восток, в лесную и лесостепную зоны было процессом сложным и многоактным. Расселение осуществлялось не одновременно и из разных этнических регионов славянского мира. Как представляется сейчас, наиболее ранним этапом того процесса был массовый приток населения на Среднюю Волгу и в верховья Оки в конце IV века. Это было следствием бегства населения из более юго-западных районов в результате гуннского погрома 376 года.

Первая волна колонизации на северо-запад Восточной Европы принадлежала псковским кривичам, которые обнаруживают культурные связи с населением у Вислы. Позже процесс миграции на восток становится более постоянным и широким. Несколько волн миграции пришло на левобережье Днепра, в Приильменье, на Оку.

Движение славян на восток осуществлялось сложными путями. Расселение племен и родовых групп в северной полосе - Новгород, Псков, верховья Днепра и Волги, междуречье Волги и Оки - происходило в основном за счет северной ветви прежней славянской общности. Поэтому здесь появляется значительная масса населения длинноголового и светлопигментированного. В южной полосе на восток, на Днепр и за Днепр, двигалось по преимуществу население южного типа с берегов Дуная, из Центральной Европы и с Карпат. Но и в этом процессе происходило перемешивание северных и южных элементов.

"В Восточную Европу переселились с запада не северные и не южные европеоиды, а, если можно так выразиться, их конгломерат, в котором удельный вес исходных компонентов мог быть различен" (Алексеева). С этого момента и начинается история восточнославянских племен. "В антропологическом составе восточных славян различаются две фазы, которые в значительной мере совпадают с этапами этнической истории", - пишет Алексеева.

 

Переселяясь на восток, обособляясь от прежней общности, славяне попадали в различные природные условия и оказывались в соседстве с различными иноплеменниками. Вот это соседство и наложило значительный отпечаток на антропологический рисунок различных славянских племен. Соседи принадлежали к разным этносам и обладали различными антропологическими характеристиками, и прежнее сходство мигрировавших славянских племен стало ослабевать, они приобретали новые черты и как бы расходились в разных направлениях.

 

Так, в вятичах, заселивших междуречье Волги и Оки и, между прочим, местности по берегам Москвы-реки, заметно проявление черт финно-угорских. Более того, Алексеева считает возможным утверждать: "Основу вятичей и поволжских кривичей составляют финно-угорские племена". Северо-восточные кривичи (группы ярославская, костромская, владимиро-рязанская) также отражают в своем облике черты местного финно-угорского населения, обнаруживающие особенности, типичные для монголоидов лесной полосы Восточной Европы.

В физическом облике западных кривичей (Псков, Полоцк, Смоленск, Тверь), радимичей (среднее течение Днепра и бассейн реки Сож), дреговичей (территория между Припятью и Западной Двиной) отражены исходные славянские черты. Правда, у этих племен также обнаруживается сближение с соседями - летто-литовским населением. Но так как соседство это восходит к очень древним временам, то, может быть, оно отражает какие-то исходные черты, которые были когда-то общими для предков этих этнических групп.

В средневековых тиверцах и уличах (территории между Прутом, Днестром и Дунаем), волынянах и древлянах (местности к западу от среднего течения Днепра) больше, чем в каких-либо других племенных группах восточных славян, отражены черты среднеевропейского населения. Этнические группы Волыни, например, оказываются наиболее широколицыми, то есть они сохранили важную особенность, которая была характерным признаком славян в эпоху сложения и существования их общности. Словене новгородские в наибольшей степени сохранили исходные черты своих североевропеоидных предков: очертания головы, четкую профилировку лица, светлые глаза и волосы.

Самую сложную, по-моему, проблему для Т. Алексеевой, равно как и для многих других ученых, составила задача выяснения антропологического облика полян - обитателей стольного града Киева и его окрестностей, а также территорий вверх по Днепру, к востоку и западу от него, включая Чернигов, Любеч и Переяслав-Хмельницкий. Дело в том, что поляне, имея в целом европеоидный облик, обладали вдобавок комплексом черт, которые отличали их от западных, северных и восточных племенных образований славян.

Исследователи не раз отмечали сходство полян с населением черняховской культуры, которое в III - IV веках новой эры обитало в степи и лесостепи от нижнего Подунавья до левобережья Днепра. Этнический состав черняховцев до сих пор вызывает ожесточенные споры. Но кажется крайне невероятным, чтобы оно было славянским. "И потому сходство полян с черняховцами, - замечает Алексеева, - может быть истолковано в плане неславянской принадлежности полян". И продолжает: "Здесь можно отметить, что по антропологическим данным прослеживается какая-то местная линия преемственности населения в Причерноморье и в Приднестровье, существовавшая до прихода на эту территорию славян и проявляющаяся в позднее время и в славянах".

Поляне! Любимое племя изначального летописца. Другие племена он показывал с отчетливой насмешкой: древляне имели обычаи дикие, подобно зверям, питались всякою нечистотою, девиц похищали в жены. Радимичи и вятичи уподоблялись древлянам. Поляне же были якобы совсем иные: образованные, лицом ясны, обычаем кротки и тихи, стыдливость украшала их жен... Летописец жил среди полян, в Киеве, в киевском монастыре, и как не увидеть в панегирике полянам обыкновенный политический или религиозный расчет!

 

 

А между тем поляне оказываются самым неславянским из всех восточнославянских племен! И еще одно попутное замечание, раз уж зашла речь о древнем Киеве и его насельниках. На этот раз - о норманнах, о скандинавах, которые, согласно преданиям, составляли костяк дружины киевских князей и их опору в междоусобных вихрях того времени. Т. Алексеева сопоставила суммарную серию черепов из Киевского некрополя с германцами. "Это сопоставление, - пишет она, - дало поразительные результаты: ни одна из славянских групп не отличается в такой мере от германских, как городское население Киева. Таким образом, следует признать, что в составе дружины киевского князя норманнов было чрезвычайно мало...". (Кстати, и нашествие татаро-монголов, по-видимому, не оставило заметного следа в облике восточно-славянского населения.)

Итак, расселяясь по обширной Восточно-Европейской равнине, славянские племена в эпоху средневековья обретали антропологическое разнообразие, которое было обусловлено физическими особенностями прежнего населения этих мест. На севере и востоке - угро-финнами, на северо-западе - летто-литовцами, на юге - ираноязычными племенами. И вместе с тем восточные славяне демонстрируют большую однородность, чем окружающие их племена: финно-угорские группы, кочевники и население Кавказа.
Вторая фаза в антропологической истории славян связана с образованием государственности - с XVI -XIX веками.


И вот тут нас поджидает вторая удивительная неожиданность. (Если за первую считать появление обширного славянского сообщества в середине I тысячелетия новой эры.) Неожиданность заключается тут вот в чем. Обретение антропологического разнообразия восточно-славянских племен, их длительное сожительство с иноплеменным населением, симбиоз, а затем и синтез со многими из них должны были бы, кажется, разводить племена восточных славян все дальше и дальше друг от друга. Произошло же обратное. Силы сцепления, смешения, расширения круга брачных связей оказались сильнее. И из отдельных племен в более поздние века стали складываться народы, обладающие сходно выравненными чертами.

"Преемственность обнаружена для следующих этнических и территориальных групп: белорусы - дреговичи, радимичи, западные кривичи, украинцы - тиверцы, уличи, древляне, волыняне, поляне" - пишет Алексеева. Для русских же упростим и перескажем ее схему: западные и восточные кривичи, словене новгородские, вятичи, северяне. "По всему комплексу расоводиагностических черт, - пишет Алексеева, - русские и белорусы тяготеют к северо-западным группам, украинцы - к южным".

И еще одна неожиданность. Ядром для образования белорусской народности, как и украинской, были племена, достаточно сходные по своим типическим чертам (за исключением, как помним, полян). Русские же возникли из слияния нескольких очень различавшихся в антропологическом отношении групп (например, светлых, широколицых, почти круглоголовых словен новгородских и темных, узколицых, длинноголовых вятичей). Тем не менее русские в антропологическом отношении в настоящее время оказываются гораздо более гомогенным народом, чем этого можно было бы ожидать.

Вообще говоря, подобные процессы распространения сходных черт шли также и при слиянии различных племен в белорусский и украинский народы. Однако у русских - при большом, повторю, разнообразии исходных черт - этот процесс оказался заметно более сильным и обширным. В чем тут дело? Разгадка, оказывается, имеет не антропологические, но - исторические причины. Во-первых, значительное переселение на восток западных славян, по-видимому, в эпоху позднего средневековья. Во-вторых, "славянскость" на центрально-русских землях была усилена продвижением сохранившими свой облик словен новгородских и западных кривичей в места, которые в прошлом были заняты вятичами и частично восточными кривичами, - в междуречье Волги и Оки, под Ярославль и Нижний Новгород.

Прилив славян с запада усилил в русском населении славянские черты и ослабил примесь угро-финских, которые у современного русского выражены значительно меньше, чем у его предков. Однако они по-прежнему сохраняются в его облике. "Уменьшение скуловой ширины в сочетании с пониженным ростом волос на лице и теле - отголоски средневековых контактов славян и угро-финнов" (Алексеева). Сохраняются подобные отголоски и в облике белорусов (контакты с балтами и населением Волыни) и украинцев (присутствие среди предков ираноязычного и романоязычного населения). Это - следы этнической истории.

 

История Киевской Руси помнит массовые переселения из южных ее районов на Волгу и Оку, во Владимирское ополье. И, стало быть, вместе с теми людьми в генофонд русских пришли типические элементы ираноязычных и тюркоязычных (половцы или кипчаки) народов. Влились в него, напомню, наряду с элементами угро-финскими. Что же касается народов, которые, не оставляя типологических следов, прилили свою кровь к русской, то их, наверно, трудно перечислить: тут будут и кочевники Подонья, и хазары, и булгары, и племена Северного Кавказа, и многие другие.

Итак, в физическом облике восточных славян проступают черты, присущие финно-уграм, балтам и ираноязычным группам, населявшим Восточную Европу до прихода славян. Это подтверждается и данными геногеографии. Она же, кроме того, свидетельствует, что в генофонде современной Восточной Европы сохранились гены давних палеоплемен, бывших когда-то аборигенами здешних мест. Так что генетическая неоднородность, которая, в конце концов, сказывается и в различном проявлении того или иного антропологического признака, имеет очень давнюю историю. Если сопоставлять восточно-славянские народы по комплексу физических признаков, то, по мнению Т. Алексеевой, русские и украинцы в целом могут быть противопоставлены друг другу.

Русские более длинноголовы, узколицы, светлоглазы, часто обладают светлыми волосами и тяготеют к североевропеоидному типу. Украинцы более круглоголовы, широколицы, имеют темную пигментацию глаз и волос и тяготеют к южноевропеоидному типу. Белорусы же при подобном сопоставлении оказываются либо среди русских групп, либо на границе контакта между русскими и украинцами. И в заключение вопрос, на который, как показывает наша подборка, нет ответа.

Во всех тех процессах, о которых я здесь рассказывал, - сложении типических черт славянского антропологического облика, сложении славянской общности, взаимодействии славянских племен с иноплеменниками на новых местах проживания, установлении кровнородственных связей с ними, дальнейших изменениях типических черт племен и народностей, - во всем этом видную, а порой и ведущую роль играют гены. Но вот как действует этот генетический механизм и через отдельных людей, их родственников, их близкое и дальнее окружение на антропологические черты этносов и народов, это пока еще загадка. Работа эта ведется, и о ее основательных для историка и антрополога результатах в сборнике "Восточные славяне" рассказывается в статье группы исследователей из Института общей генетики РАН.